доцент, к.филос.н., доцент.
Основные
интересы находятся на пересечении эстетики с традиционными темами онтологии и
теории познания. Немецкий философ В. Вельш выдвинул недавно
провокативный тезис о том, что эстетика
сегодня стала «первой философией», проникнув в сердцевину философского
проекта, изменив представления о фундаментальных измерениях бытия и знания.
Казавшиеся в метафизическую эпоху вторичными по сравнению с объективностью
бытия и точностью его отражения в знании эстетические категории — видимость,
чувственность, множественность, вымысел, игра — становятся характеристиками
самой действительности. Не только Вельш, но и другие теоретики сейчас говорят
об «эстетизации реальности». Так,
например, с точки зрения Дж. Ваттимо, утрата в современности трансцендентного и
метафизического бытия означает обретение его как интерпретации, а это приводит
к тому, что современная жизнь отмечена феноменом всеобщей выразительности: все,
вплоть до самой реальности, воспринимается как материал для формирования и как предмет
эстетического дереализующего переживания. Нынешнее общество коммуникации и
гуманитарных наук расстается с метафизической традицией бытия как «основания»,
«субстанции». Ослабление бытия,
фабулизация мира, осознание того, что наши интерпретации по-разному создают
саму его объективность, является причиной того, что можно назвать «эстетизации
реальности» Похожие идеи были и у Ж. Бодрийяра: «.Искусство теперь повсюду,
поскольку в самом сердце реальности теперь — искусственность». Эстетическая экспансия в область теории может
вызывать энтузиазм или опасения, но она со времен романтиков, Ницше и таких
философских антагонистов, как Хайдеггер и Адорно, стала свершившимся фактом.
Этот «эстетический поворот» означает, что использование эстетических категорий
и ходов мысли для продолжения разговора на традиционные философские темы стало
сейчас обычным делом. Движение западной
культуры от гетерономии к автономии привело к разрыву с традицией и
классической метафизикой, к распаду единого онтологического порядка,
охватывающего Космос и общество. В условиях такого «ослабления бытия» реальность перестает быть чем-то независимым
от человеческой воли и воображения. Не
случайно категория эстетического появляется в конце ХVIII
века, когда реальность начинает во все большей степени восприниматься
стремящимся к автономии и в результате утрачивающим онтологическую
укорененность человеком Просвещения в модусе «как если бы» и исчезновение мира
начинает компенсироваться его творческим вымыслом. Именно тогда искусство
становится «эстетическим искусством» (О.Марквард), то есть не подражанием
действительности, а ее преображением, фиктивным восполнением утрачиваемой
реальности. Именно эта сущностная связь между экспансией субъективности и опытом творческой свободы приводит к проекту
эстетической организации жизни, который сохраняет свою значимость до сих пор.
Сегодня на
поверхности эстетизации преобладают наиболее поверхностные эстетические
ценности: удовольствие, развлечение, обладание без последствий. Общество праздности
и переживаний обслуживается расширяющейся культурой праздников и забав. На
более глубоком уровне материальной и социальной реальности эстетизация связана
уже не с красотой, а с идеями
виртуальности и пластичности. Она затрагивает не только те или иные
аспекты реальности, но способ ее бытия и нашего понимания в целом. Эстетические
элементы заполнили поверхностный уровень объективной и субъективной реальности:
магазины стали комфортнее, носы – совершеннее и т.п. Но эстетизация проникает
гораздо глубже, воздействуя на базовую структуру реальности как таковой.
Материальная реальность подвергается воздействию новых технологий,
социальная - медиатизируется и
виртуализируется, субъективная – попадает под власть аффектов из-за распада
этических норм. Процесс эстетизации протекает по-разному в разных сферах,
меняется городская среда, стиль жизни людей, социальные отношения. Эстетизация
сознания означает, что мы не видим больше первых или последних оснований
сущего; скорее, реальность представляется
результатом такого процесса, который раньше был знаком нам лишь в сфере
искусства - она сотворена, изменчива, необязательна, беспочвенна и т.п.
Основная идея заключается в том, что в конце XVIII
в. произошел «эстетический поворот» в
философии, по отношению к которому более поздние – «лингвистический»,
«иконический», «медиальный» - являются производными. Как писал
Ж.Рансьер, эстетика – это не
название для какой-то отдельной философской дисциплины, это «мысль о новом
беспорядке», когда в результате слома представлений о
«природе-законодательнице» или «человеческой природы» единственным арбитром для
ценностей оказывается средоточие эстезиса, отклика чувственности, больше не
ориентирующегося на объективные законы мимесиса. Современный разрушение
метафизических и социальных иерархий, названное Ницше «смертью Бога», поэтому
можно называть именно «эстетической революцией». И поэтому также, субъективизм,
нигилизм, эстетизм – это взаимообусловленные феномены, образующие суть истории
современности.
Переосмысливается
место йенского романтизма в современной истории идей. Романтиками
был открыт альтернативный по отношению к немецкому идеализму взгляд на
философию и ее отношение к искусству, возродившийся в постструктурализме с его
критикой идей тождества и присутствия. Открытие романтиками жанра фрагмента, совмещающего в себе завершенность и незавершенность, целое и часть,
включающего в себя собственную неудачу
стало это формой негативной диалектики, до-гегелевской критики Гегеля, которая
предвосхищает многие постгегелевские концепции, вплоть до Адорно и
деконструкции. Романтическое письмо, практика фрагментарности – это
развертывание неудачи окончательного синтеза, продолжающийся процесс
самосозидания и саморазрушения. Все, что предлагают фрагменты – это практики
письма, спекулятивного, критического, вопрошающего, которые открывают
возможность романтизма.
Романтическая ирония – это выражение
«двойного узла» в самом сердце человеческого существования, признание
необходимости и невозможности совершенной коммуникации. В иронии совмещаются
скептицизм и религиозность человеческого существа. Именно ироническое сознание
приводит философа к самопародии и даже к псевдонимии как к наиболее искреннему
выражению своей религиозности – стратегия, унаследованная от Шлегеля такими
противоположными, казалось бы, авторами как Кьеркегор и Ницше. После романтизма
и до сих пор литература и философия все время имеет дело с этим вопросом
прерывности или различия как с вопросом формы. Жанр фрагмента – это жанр
порождения, становления. Фрагментарное письмо – это не столько форма
порождения, сколько форма продолжения, выживания, перехода. В любом случае,
такие тексты накладывают на читателя обязательство продолжить движение начатое
ими. Это стремление к движению, превосходящее субъекта, исходящее откуда-то
извне, из незавершенности самой реальности, можно назвать фрагментарным императивом.
Когда романтики говорят о Сократе, то имеют в виду иронического,
фрагментарного, неуловимого Сократа из платоновского «Пира», а не систематического,
сверхрационального Сократа поздних диалогов Платона. Их интересует тот Сократ, который сам себя сравнивал с
Одиссеем, настойчивым скитальцем досократовских времен. Таким образом,
романтическая поэзия указывает, с одной стороны, на досократическое прошлое, в
дометафизический мир, а с другой – предвосхищает времена Ницше, Хайдеггера и
европейского авангарда. Момент незавершенности, неразрешимости фрагментарного
произведения требует от автора и читателя всегда быть готовым идти дальше.
Именно эта готовность оставить свой мир и отправиться на зов «иного» привносит
этическое измерение в романтический фрагментарный императив и делает его одним
из самых впечатляющих и адекватных опыту современности ответов на проблему
новоевропейского нигилизма. Осознав, что фрагменты современной жизни не могут
быть воссоединены в некое объемлющее целое, романтизм предложил форму мысли и
творчества, не отрицающую эту фрагментарность, а воплощающую ее. Тем самым
фрагментарный императив романтизма предвосхитил важнейшие стратегии
пост-идеалистической теории, от Кьеркегора и Ницше до «негативной диалектики»
Адорно и деконструкции Ж.Деррида, и стал первым философским движением, сумевшим
продумать радикальный сдвиг в самосознании Модерна к признанию случайности,
историчности и конечности. Начиная с «Критики способности суждения» и йенского
романтизма, через творчество Кьекегора, Шопенгауэра, Вагнера, Ницше,
Хайдеггера, Беньямина, Адорно до идей постструктуралистов «эстетическая
революция» оказывает свое воздействие на современное мышление и культуру.
Тексты,
в которых эти идеи изложены:
1.
История
эстетики. Отв. ред. В.В.Прозерский, Н.В.Голик. СПб., Издательство РХГА, 2011.
Гл. 21.Эстетика марксизма:
революционное искусство и революция в искусстве. Гл. 29. Эстетика в
искусственном мире: от постструктурализма к современной теории.
2.
Европейский нигилизм и
искусство: о значении романтизма для современности // Вопросы культурологии. №6. 2011.
3.
«Эстетический поворот»:
от Канта и романтизма к современной философии. // Кантовский сборник. №2, 2011.
4.
Фрагмент и бесформенное: «возвращение реального» в современной философии
искусства // Вестник Санкт-Петербургского государственного университета
технологии и дизайна. №2. 2012.
5.
Кьеркегор: эстетизм и
онтология // APRIORI. Серия: Гуманитарные науки [Электронный ресурс]. 2015. №
2. Режим доступа: http://apriori-journal.ru/seria1/2-2015/Sidorov1.pdf
6.
Дискурс тела в философии
Шопенгауэра // APRIORI. Серия: Гуманитарные науки [Электронный ресурс]. 2015. №
2. Режим доступа: http://apriori-journal.ru/seria1/2-2015/Sidorov.pdf
7.
Фрагментарный императив
романтизма // Проблемы современной науки и образования. 2015. №2.
8.
Искусство и истина (об эстетической теории
Т.Адорно) // Наука, техника и образование. 2015. №2.
Личный профиль в системе PURE
Электронная почта
Просмотров: 159